Правда, прелесть? =)

---

Flashes (продолжение)

Мне правда очень нужны ваши комментарии! Мне же нужно знать, совсем это дерьмо или я еще могу на что-то рассчитывать.

Так, кто щас сказал, что я прибедняюсь?!



Утро. Душ. Он осторожно постучал Блэза по мокрому плечу. Забини подпрыгнул, резко развернулся, вытаращил глаза и прикрыл мыльными руками то, что считал своим мужским достоинством.

Драко сжал губы, пытаясь не заржать – сцена ужасно его развеселила: то ли трава из башки не выветрилась, то ли еще чего.

– Малфой, тебя не учили к людям сзади не подходить, особенно когда они моются и особенно после… - окончание предложения повисло в воздухе.

Драко кокетливо хлопнул ресницами и ангельски улыбнулся:

– Что, неужели не понравилось?

– Малфой, ты меня, конечно, прости, - Забини хотел, было, скрестить руки на груди, но вовремя опомнился, - но я ничего такого в виду не имел, я вообще нормальный. И вообще, у меня даже девушка есть, так что не…

– Ты меня тоже, конечно, прости, Забини, - перебил его Драко; ситуация веселила донельзя – качать права, прижав руки к причинному месту, - это вам, знаете ли, не шубу в трусы заправлять, - но ты меня совершенно не интересуешь. Я просто хотел напомнить, что Филч ждет нас в Трофейном зале, кубки полировать. Так что давай быстрее. А насчет этого… - Малфой придвинулся к нему вплотную и зашептал прямо в ухо, у Блэза перехватило дыхание, - ничего же не было, ангел мой, мы с тобой просто курили, а Снейп хорошо чистит мозги. Рекомендую взять версию на вооружение, - он отодвинулся и, скрестив руки на груди (у него-то таких проблем не было), мягко улыбнулся.

– Знаешь, Малфой, - выдохнул Забини, - что меня всегда в тебе удивляло? То, что тебе даже голым удается быть самовлюбленной скотиной.

Драко нахмурился.

– Это ты сейчас к чему сказал?

Забини отвернулся.

– Все, отвали, дай помыться.

Малфой пожал плечами и пошлепал к выходу. Блэз, наконец, решился убрать руки от члена. Не то чтобы совсем убрать: левая заскользила от живота к бедру и обратно, правая сжала до боли напряженный орган; Блэз закусил губу. Ох, хорошо, что здесь пусто… что Малфой не видит…

Драко прижался плечом к косяку и с задумчивым видом наблюдал за манипуляциями Забини, почти не замечая, что сам уже с минуту поглаживает основание собственного члена.



Первым желанием было выкинуть журнал. Вторым, откровенно говоря, тоже. Журнал жег руки, журнал занимал все его мысли во время занятий, за обедом, в библиотеке, на тренировках по квиддичу; открыть журнал без отвращения, внутреннего содрогания и какого-то сладкого и оттого мерзкого предвкушения он не мог; да и приходилось все время бояться – а вдруг кто-нибудь найдет, посмотрит, поймет… Нет, выкинуть – все же лучший вариант.

Малфой в очередной раз взял журнал в руки с четким намерением сжечь в камине – в конце концов, хранить у себя на себя же компромат, по меньшей мере, глупо! – но так и не смог. Провел пальцем по лицу на обложке, почувствовал, как по телу пробежала дрожь возбуждения. Подумать только, Драко Малфой, наследник многомиллионного состояния, дрочит на маггловские порножурналы! Он вздохнул. Стыдно. Рука робко спустилась к брюкам, сжала напряженный член сквозь ткань, погладила; Драко прикрыл глаза, наощупь открыл журнал левой рукой, правая уже расстегивала ширинку.

Он спиной лег на кровать, раздвинул ноги, рука залезла в трусы, журнал норовил сползти с коленей, лежать было неудобно – затекала напряженная шея.

Блин, жалко, картинки не двигаются, - подумал он, быстро задвигав ладонью по члену; откинулся на подушку, закусил губу, чтобы никто не слышал; сопение, шелест страниц, тихий вскрик и тут же зажатый рот; журнал сползает с коленей, бесцеремонно отпихивается ногой. С разворота на Малфоя навечно застывшими на маггловской фотографии глазами глядят двое обнимающихся парней.

С минуту он лежал, глядя в потолок и пытаясь отдышаться. В мозгах постепенно прояснялось, дыхание приходило в норму, сердце четко отбивало положенные шестьдесят ударов, так же четко, как скользила по циферблату секундная стрелка коллекционных Rolex. Драко Малфой – снова добропорядочный член добропорядочного общества, наследник древнего рода, послушный сын и прилежный ученик. Никогда не было ни расстегнутой ширинки, ни ноющей шеи, ни гей-порно в дешевом журнале.

До завтра.



– Приступайте.

Снейп уселся за стол и открыл «Вестник алхимика». Когда дети уже на седьмом курсе, бороться с ними бесполезно, так почему бы не заняться чем-нибудь более приятным? Например, почитать. Вот Снейп и читал, изредка поглядывая на класс поверх журнала.

Из котла Лонгботтома ползла бурая масса, больше всего похожая на подгоревшую манную кашу. Поттер упорно нарезал земляную грушу, хотя в рецепте ясно значилось «земляной орех»; Гренжер пару раз дернула его за рукав, нахмурилась и махнула рукой, возвращаясь к своему зелью, однако Поттер не обратил на нее ни малейшего внимания, сосредоточенно глядя куда-то в стену. Надо будет сделать ему замечание, - мысленно отметил Снейп.

Кроме профессора мысли Гарри Поттера в то время, когда он обязан был думать только о приготовляемом зелье, волновали еще двух человек – Гермиону Гренжер и Драко Малфоя. Гермиону – потому что целью ее существования на этой планете было заботиться обо всем, что само о себе позаботиться не может. А Малфоя – потому как его, мягко говоря, нервировало, что поттеровский взгляд то и дело съезжает со стены на его слизеринское высочество.

Уже не в первый раз.

Согласитесь, одно дело – знать, что вы враги с самого дня своего знакомства, все время ждать удара со спины, контролировать каждое движение противника; но здесь дело в другом – когда твой враг просто смотрит, и даже сам не понимает, что смотрит, и уж точно ничего не замышляет… Что-то неуловимо изменилось. И это страшно напрягало Драко Малфоя.



– По-о-оттер, - окликнул Драко, манерно растягивая гласные. На самом деле, он жутко нервничал, никогда в жизни ему не хотелось сбежать и забиться в темный угол так сильно, как сейчас; в животе нарастал противный липкий ком страха; сердце стучало, как бешеное… Но Поттеру все это знать было необязательно, и поэтому он спрятал страх в самую глубину сознания, а на поверхность вытащил коронный образ «самодовольный ублюдок».

Поттер резко развернулся, встал в боевую стойку.

– Что? – отрывисто спросил он.

– А ведь профессор Снейп прав, - сказал Драко медленно, осторожно подбирая слова. - Ты на меня та-ак смотрел… Нравлюсь?

Кто-то сказал, что лучшая защита – нападение. Драко, не задумываясь, выдал то, что волновало его последние года полтора, а то и больше: очень трудно было убедить себя смириться со своей ориентацией, еще труднее – доказать себе, что это нормально и что, возможно, он такой не один. И теперь повернуть это против Поттера.

– Да пошел ты! На фиг ты мне сдался? – поспешил откреститься тот.

Слишком быстро. Слишком.

Малфой плотно сжал губы, стараясь не расхохотаться – к горлу подступала истерика. Вместо этого он незаметно вытер о джинсы вспотевшие ладони.

– Вот и я думаю, на фиг я тебе сдался? – и тут его осенило: Поттер нервничал не меньше него самого, и более того – Поттера все это возбуждало. Он хитро улыбнулся: – Проверим? – и резко схватил гриффиндорца за руку, притягивая к себе и целуя. Тот, опешил, захлопал глазами, начал отмахиваться и отпихнул Малфоя от себя. Но выражение его лица того стоило. – Что, не понравилось? – поинтересовался Драко, прекрасно понимая, что понравилось. Он вытер губы и внимательно оглядел собеседника, - Поттер, а у тебя стоит, - невинно заметил он. – На меня, между прочим.

Поттер что-то буркнул себе под нос.

– Что? Я не расслышал. А, ладно, - Драко махнул рукой. – Попробуем еще раз? Обещай мне, что будешь ха-а-арошим мальчиком, - совершенно абсурдная ситуация. Он вдруг понял, что все было легко и просто, все раскладывалось по формуле «дважды два – четыре», и никуда Поттер от него не денется. Нервы успокоились. На первый план вылезло любопытство.

– Да пошел ты! – тут гриффиндорец развернулся, явно намереваясь уйти, что совершенно не входило в малфоевские планы.

– Не так быстро, mon ange, мы прояснили еще не все вопросы, - Драко не собирался сдаваться, уж больно интересная выходила игра. – Итак, ты меня хочешь… или нет, начнем с того, что мальчик-который-выжил оказался мальчиком-ну-вы-же-понимаете-какая-фигня. Мистер Поттер, расскажите нам, как это у вас получилось, - и Драко подсунул ему под нос ладонь, согнутую так, будто она сжимает невидимый микрофон.

– Малфой, ради Бога, прекрати этот театр одного актера. Меня уже тошнит.

– Да? – это задело Малфоя за живое. Здрасьте, приехали, он тут распинается, а этого, видите ли, тошнит. Но любопытство снова взяло свое, и он решился на последний, совершенно отчаянный шаг и неожиданно даже для самого себя бухнулся перед Поттером на колени. Четкой программы не было. Были какие-то образы, почерпнутые из порно-журналов, поэтому действовать пришлось по наитию. - Ну и ладно, ну и пожалуйста, я с тобой не разговариваю, - бормотал он, быстро расстегивая Поттеру ширинку и залезая рукой ему в трусы. – Здравствуй, Гарри, ну хоть тебе я нравлюсь.

От этой наглости Поттер, кажется, потерял дар речи.

Драко положил руку ему на бедро, в порядке эксперимента лизнул головку члена. Во рту стало солоно – то ли от пота, то ли еще от чего, - он не знал. Мелькнула бредовая мысль: ага, значит, сперма соленая. Впрочем, черт с ней.

Поттер дышал быстро и отрывисто, бормотал что-то похожее на «еще» и «сильнее». Драко провел языком по всему члену от основания до головки и оторвался от своего занятия.

– Ну как?

Поттер медленно открыл глаза. Вид у него был совершенно невменяемый, будто пьяный, он что-то прорычал и вцепился Драко рукой в загривок, пытаясь снова прижать к себе. Малфой нервно усмехнулся. Ну уж нет, родной, теперь только через загс. Он осторожно отцепил Гарри от себя и встал. Ноги подкашивались.

– Ну конечно, щас, только шнурки поглажу, - пробормотал Драко, быстро целуя гриффиндорца в губы и отступая на шаг назад.

Поттер растерянно захлопал ресницами.

– А… - начал он, показывая рукой на расстегнутую ширинку и торчащий из нее член.

Малфою снова стало жутко, истерически смешно.

– Ну с этим ты как-нибудь сам разберешься, мальчик-который-любит-других-мальчиков.

И ушел от греха подальше.

И лишь дойдя до конца коридора, наконец, рассмеялся – громко, до слез, и хохотал, держась рукой за стену, пока не обессилел, пока не сполз на пол, сжимая виски пальцами, пока смех не перешел в истеричное всхлипывание.

Что же, мать вашу, случилось с этим гребанным миром?



Да, Поттер, тебе в очередной раз удалось перевернуть мою систему ценностей.

Драко оторвал взгляд от гриффиндорского стола и вернулся к поеданию овсянки. Поттер вторые сутки смотрел на него, как баран на новые ворота, но при малейшей попытке поговорить бежал, как от зачумленного. Этому пора было положить конец. Что он собирается при этом сказать, Драко и сам толком не знал – вариантов была масса, от «мне просто было интересно» и даже успешного в случае с Панси «давай останемся друзьями» до «выходи за меня замуж»… Тьфу. Какой бред.

Он звонко кинул ложку в тарелку, окончательно потеряв аппетит, и вышел из зала.

Гарри проводил его взглядом побитой собаки.



– Малфой, надо поговорить! – Гарри больно схватил его за плечо и развернул к себе.

– Это я и без тебя знаю, - довольно мрачно ответил Драко, в очередной раз аккуратно отцепляя от себя Поттера. – Ну говори.

Гарри прищурился.

– Мне, видишь ли, интересно послушать твою версию. Ты же все это начал.

– Да неужели? – Драко тут же мысленно дал себе по морде, но не сказать гадость он не мог, - Это, знаешь ли, не я тебе глазки строил.

– Что? – вспылил Поттер. – Это еще кто кому глазки строил?! Да ты…

– Что я? – перебил его Драко, нацепляя на лицо свою фирменную улыбку «слизеринская сволочь». – Я ничего. Я, между прочим, ничего ни от кого и не скрывал, кому надо, все всё знают, так что нечего мне тут. Это ты на меня всю пару пялился, а потом мы когда в коридоре разговаривали, - Гарри фыркнул и хотел, было, что-то ответить, - не перебивай меня, да? Так вот, у тебя же, блин, стоял, я-то тут причем? Ну и мне интересно стало. Так что ничего личного, - закончил Драко, запихивая руки в карманы джинсов.

– Ну да, как же, сначала ты меня чуть не изнасиловал, - Малфой мученически закатил глаза, - потом, - Поттер разошелся не на шутку, - с упорством маньяка подкарауливал после уроков, а теперь – ничего личного?! Ты сейчас кого обмануть пытаешься?

– Боже мой, сколько пафоса, я фигею. Поттер, тебе бы с трибун выступать, честное слово, стадионы бы собирал, - он демонстративно зевнул. – Ну, короче, все это очень интересно, но я пошел, у меня дела.

Он развернулся.

– Э, нет, - Гарри нагнал его в два шага, - ты мне все-таки кое-что объяснишь…

– А не пошел бы ты на фиг? – мягко поинтересовался Драко.

– Не пошел бы, - резко выдохнул Поттер и, обняв за талию, прижал Малфоя к себе. Тот изобразил на лице какую-то глумливую заинтересованность. Поттера это разозлило настолько, что он, не церемонясь, грубо поцеловал Драко в губы. Драко позволил себе на секунду поддаться, потом оторвался от Гарри и аккуратно вытер уголки губ большим пальцем.

– Так ты еще и целоваться не умеешь, - констатировал он.

– Так научи, блин, - неожиданно запальчиво ответил Гарри.

Малфой залюбовался собственным маникюром, словно раздумывая, однако не сделал ни малейшей попытки отодвинуться. Наконец, поднял взгляд на Поттера и тихо сказал:

– Заметьте, батенька, не я это предложил.

Целовался Драко мягко, одними губами, изредка облизывая и прикусывая губы партнера; Гарри буквально таял. Левая рука по собственному почину потянулась Малфою под свитер, правая отодвинула со лба прядку волос…

– Малфой, чем ты голову моешь? – выдохнул Гарри, стоило поцелую закончиться.

Драко заслуженно посмотрел на него, как на идиота, и нежно похлопал по плечу.

– Да, – протянул он, – гриффиндорец – это диагноз.

– Нет, я серьезно!

– Я, как ни странно, тоже, - он погладил Гарри по щеке, - все серьезно, как в морге, mon ange.

Гарри на секунду закрыл глаза. Волна нежности от простого жеста Малфоя прокатилась по всему телу и разлилась в паху. Драко взял его за руку, легонько поцеловал запястье, ладонь, каждый палец…

– Ну и что мы делаем? – тихо спросил он, не отрываясь от своего занятия.

– Я… - Гарри вздрогнул, открыл глаза, - не могу говорить, когда ты делаешь такие вещи… - шепотом.

– Бред, - и Драко снова поцеловал его.

---

Как делается эта уродская хрень под названием php?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В последние пару недель к моей боязни темноты и паранойе прибавились еще и галлюцинации. Нервы, наверное.

---

Усе, уехал на зашиту, не поминайте лихом.

---

Вчера летучка закончилась в одиннадцать.

Дома я была в час ночи.

Чувствую себя выжатой, как лимон.

---

Серега меня соблазнил.

Перспективой провести день на Поклонке, сидя на стенде и рассказывая всем, какая у нас замечательная газета. И я купилась.

Однако стоило мне приехать, мне выдали смешную оранжевую футболку, не менее смешную оранжевую кепку и послали в народ. Народ, как предполагалось, должен был заполнять замечательные анкеты нашей замечательной газеты, а за это получать банку Пепси или еще какой химической гадости (*заглядывая в сумку* например, персиковой Миринды). Народ радовался. Особливо когда узнавал про Пепси.

Пока они заполняли анкеты, я грузила их страшными байками из нелегкой жизни простого журналиста. Дети были в восторге. На площади мы встречались с одними и теми же людьми, которым я начала давать гадость совсем на халяву (то бишь без анкет), однако взамен они выслушивали новую порцию баек.

В общем, я довольна. Особенно при том, что мне даже обещали дать денег.



А под конец Серега подкинул меня до электрички, попутно рассказав про курсовую и укуренного Гордеева (по ходу дела увидеть его трезвым – редкая удача, выпавшая только на нашу с Эрлей долю).

Так что все в ажуре, друзья мои.

---

Flashes

Почитайте что ли кто-нибудь...



– Гарри, ты мне вот тут не объяснишь? – над ним, невинно хлопая длинными ресницами, склонилась девушка с шестого курса.

Гарри вздрогнул, словно стряхивая с себя то блаженное сонное состояние, какое бывает, когда за окном хлещет дождь, а в камине горит жаркий огонь, и ты сидишь, завернувшись в плед, зная, что завтра – суббота, что двигаться совсем не обязательно, что можно просто так сидеть – кажется, хоть всю жизнь… Он с неохотой взял у девушки пергамент с заданием: какие-то цифры, формулы; на секунду вытаращил глаза, совершенно не представляя, что делать с этой радостью; девушка же легко приземлилась на подлокотник его кресла, так, что Гарри открывался великолепный вид на ее длинные ноги, на что девица, очевидно, и рассчитывала.

– Слушай, это лучше к Гермионе, - неуверенно начал он. – Я в Зельях вообще не шарю, - Гарри сделал попытку вернуть ей пергамент, однако девушка (кажется, ее звали Элис… или Эмми? Или, может быть, Энни? Впрочем, черт с ней!) обиженно надула губки и принялась канючить:

– Ну, Гарри, ну пожалуйста, - девушка перешла на конфиденциальный шепот, – Гермиона такая зануда, я знаю, что ты все прекрасно можешь, ну посмотри, пожалуйста, - и придвинулась ближе, отчего бедром довольно ощутимо прижала ему локоть. Гарри постарался – кстати сказать, безуспешно – незаметно высвободить руку, а когда не удалось, воззрился на эту Эмми снизу вверх. Она часто моргала и довольно глупо улыбалась. Так она что же, клеит меня что ли? – дошло вдруг до Поттера. Тут он возразил куда более резко:

– Во-первых, Гермиона не зануда, - на горизонте внезапно замаячил план спасения, - и не смей оскорблять моих друзей. Во-вторых, я действительно в этом не разбираюсь. В-третьих, я работаю, - в подтверждение своих слов он стащил со стола увесистый томик по Истории Магии и открыл на первой попавшейся странице. На стол учебник перекочевал минут двадцать назад, когда Гарри окончательно убедился, что читать этот бред не может, и занялся куда более приятным делом – созерцанием огня в камине под аккомпанемент осеннего дождя.

Элис-Эмми-Энни на секунду злобно сощурила глаза, буркнула себе под нос и ретировалась в сторону кучки своих подружек, что-то им прошептала; шестиклассницы посмотрели на Гарри со священным ужасом. Рядом с ними, - автоматически отметил он, - сидела Джинни Уизли, которая старательно делала вид, что читает, однако то и дело исподволь поглядывала на Гарри совершенно щенячьими глазами. Он вздохнул и вернулся к очередному нудному восстанию троллей.



– Поттер, а что это Вы такое делаете, если не секрет? – сладко пропел профессор Снейп ему прямо в ухо.

Бесцеремонно вырванный из собственных мыслей, Гарри недовольно скосился на профессора (чего тот, по счастью, не заметил), потом – на стол, и в заключение – в котел. Зелье стремительно приобретало странный лиловый оттенок, хотя по всем правилам ему полагалось быть бирюзовым, и пузырилось столь яростно, что едва не лилось на пол.

– Поттер, а Вы вообще чувствуете разницу между земляной грушей и земляным орехом?

– Да, сэр, - сдавленно пробормотал Гарри, пытаясь вспомнить, что из вышеперечисленного он кинул в котел.

– Да? – переспросил Снейп. – Вы уверены?

У Гарри перехватило дыхание. Разницы он не чувствовал, и они оба прекрасно это понимали.

– Пятнадцать баллов с Гриффиндора. На понедельник лично Вы, Поттер, - быстрый взгляд в сторону, - и Вы, Лонгботтом, кстати, тоже… - Невилл залился краской и даже сделал какой-то странный жест руками, словно пытался загнать быстро расползающуюся бурую массу обратно в свой котел, – так вот, вы напишете мне сочинение на два свитка об использовании в зельях земляного ореха, - а, так это все-таки был орех, подумалось Гарри, - во всех зельях, Поттер, где он вообще используется. Это понятно? – и выждав паузу, почти нежно добавил, - И, кстати, Поттер, перестаньте пялиться на Малфоя, Вы на нем дырку протрете. Все. Всем спасибо, все свободны.

– Земляной орех – это арахис, - сбивчиво зашептала Гермиона, вытаращив глаза так, будто у нее сдохла любимая канарейка – столько во взгляде было горечи и обиды. – А земляная груша – это… я даже не знаю, как объяснить… это корень такой … ну ты же сам его и нарезал!

– Что ж ты мне раньше-то не сказала? – рассеянно поинтересовался Гарри, закидывая пергамент и перья в сумку.

– Не, ну ни фига себе! – возмутилась девушка. – Ты думаешь, я тебя просто так за рукав полпары дергала? Я ему: «Гарри, Гарри», а Гарри, блин, в стену уставился и ноль внимания… ну или прав Снейп, действительно на Малфоя, - она мысленно выстроила траекторию взгляда Гарри; получалось – как раз на белобрысого хорька Поттер и любовался. – Он что-то замышляет? – обеспокоено спросила она.

– Да откуда я знаю?! – разозлился вдруг Гарри и, не дожидаясь ответа, быстрым шагом вышел из класса.

– Забей, переходный возраст, гормоны, неудовлетворенные сексуальные желания, скоро отойдет, - проконсультировал девушку Рон. Гермиона пожала плечами и снова уставилась вслед Поттеру.

– Надо будет с ним поговорить.

Рон закатил глаза. Мерлин упаси от душеспасительных бесед Гермионы Гренжер.



– По-о-оттер, - сзади раздался слишком знакомый голос с характерной привычкой растягивать гласные.

Гарри чуть было не споткнулся, глубоко вдохнул и повернулся к Малфою. Тот стоял, запихнув руки в карманы джинсов и ангельски улыбаясь.

– Что? – коротко спросил Гарри.

– А ведь профессор Снейп прав, - медленно начал Малфой. – Ты на меня та-ак смотрел… Нравлюсь? – губы скривились, казалось, он сейчас не выдержит и прыснет со смеху.

– Да пошел ты! На фиг ты мне сдался? – поспешил откреститься Гарри.

– Вот и я думаю, на фиг я тебе сдался? – он вдруг хитро улыбнулся. – Проверим? – и резко схватил Гарри за руку, притягивая к себе и грубо целуя. Гарри, опешив, захлопал глазами, нелепо замахал руками и, наконец, оттолкнул Малфоя. – Что, не понравилось? – поинтересовался тот, вытирая губы тыльной стороной ладони и внимательно оглядывая собеседника с головы до пят, - Поттер, а у тебя стоит, - невинно заметил Драко. – На меня, между прочим.

– Ненавижу, когда с таким умным видом говорят такие банальные вещи, - пробормотал Гарри себе под нос.

– Что? Я не расслышал. А, ладно, - он махнул рукой. – Попробуем еще раз? Обещай мне, что будешь ха-а-арошим мальчиком, - он плотно сжал губы, чтобы не заржать.

– Да пошел ты! – Гарри развернулся на сто восемьдесят градусов с четким намерением уйти.

– Не так быстро, mon ange, мы прояснили еще не все вопросы, - неожиданно серьезно донеслось ему в спину. – Итак, ты меня хочешь… или нет, начнем с того, что мальчик-который-выжил оказался мальчиком-ну-вы-же-понимаете-какая-фигня. Мистер Поттер, расскажите нам, как это у вас получилось, - Малфой подсунул ему под нос ладонь, согнутую так, будто она сжимает невидимый микрофон.

– Малфой, ради Бога, прекрати этот театр одного актера. Меня уже тошнит.

– Да? – слизеринец обиженно надул губы и вдруг бухнулся перед Гарри на колени. – Ну и ладно, ну и пожалуйста, я с тобой не разговариваю, - бормотал он, споро расстегивая Поттеру ширинку и залезая рукой ему в трусы. – Здравствуй, Гарри, ну хоть тебе я нравлюсь.



Много позже, когда из головы вылетел густой черный туман, от которого закладывало уши и сбивалось дыхание, тот Гарри, который Малфоем отчего-то воспринимался отдельно от собственного члена, думал о том, что у слизеринца невозможно острый язык, о том, что тот, наверное, и не знает, какой у него язык, что, возможно, он вообще это делает в первый раз в жизни – неуверенно, но с искренним любопытством.

– Ну как? – поинтересовался Малфой, отрываясь от своего занятия и глядя на Гарри снизу вверх.

У Гарри перехватило дыхание и окончательно помутилось в голове. Он был в таком состоянии, что, не задумываясь, признал бы, что Волдеморт ему – мать родная, лишь бы Малфой вернулся к начатому. Поттер рыкнул что-то невразумительное и, вцепившись блондину в волосы, попытался убедить его продолжить. Малфой криво и нервно усмехнулся, отцепил от себя Гарри, вскочил на ноги:

– Ну конечно, щас, только шнурки поглажу, - пробормотал он у самых его губ, коротко поцеловал и сделал шаг назад, словно оценивая результаты работы.

Вид у Гарри был растерянный и обиженный.

– А… - начал он, глупо открыв рот и указывая рукой на расстегнутую ширинку.

Малфой снова сжал губы, пытаясь не заржать, и потер рукой переносицу.

– Ну с этим ты как-нибудь сам разберешься, мальчик-который-любит-других-мальчиков.

И ушел.

Гарри таращился ему вслед, не в силах осмыслить произошедшее. С другого конца коридора донесся истерический смех – Малфой все же не выдержал.

Заканчивать Поттеру пришлось одному и в туалете.



– Герм, извини за сегодняшнее…

Гермиона чуть вздрогнула, подняла голову от книги и машинально провела рукой по ежику волос. Пару месяцев назад она побрилась наголо, сказав, что волосы ее совсем достали. На факультете поговаривали, что она продала их на шиньоны, а вырученные деньги перевела на счет помощи пострадавшим от цунами. Что было бы вполне в ее духе. Однако обсуждать это она не любила и всякий раз, когда речь заходила о ее новой прическе, резко переводила разговор на другую тему. С некоторых пор у нее появилась привычка то и дело неуверенно поглаживать щетинистую макушку и бормотать: «Волосы – дело наживное».

В ответ на извинения девушка только махнула рукой – мол, она все понимает и не в обиде. Тем более что были куда более насущные проблемы.

– Гарри, я хотела с тобой поговорить, - она огляделась по сторонам.

– Я и сам хотел с тобой поговорить, - обрадовался он. – А где Рон, кстати?

– Понятия не имею, - честно призналась девушка. – Я его после ужина не видела. А тебя я на ужине не видела вообще.

Гарри задумался.

– Я об этом и хотел поговорить. Только давай не здесь, это… слишком личное, что ли.

Молча, они поднялись в отдельную комнату, которую Гермиона занимала как староста.

Для влюбленного в порядок человека, коим являлась лучшая ученица Гриффиндора, это было удивительно захламленное пространство: на столе возвышались горы мелко исписанного пергамента, потрепанные книги, живописно валялись перьях, бутылочки с чернилами, стояла целая батарея немытых кружек, на кресле была навалена куча одежды, какие-то рубашки, брюки, носки, пара полосатых галстуков… Кажется, Гермиона продолжала борьбу за права домовых эльфов, банально не пуская их к себе в комнату. А на то, чтобы прибраться здесь самой, у нее просто не хватало времени.

Гарри уселся на кровать. Девушка присела рядом и выжидающе посмотрела на него. Не выдержав затягивающегося молчания, он немного нахмурился и осторожно начал:

– Герм, - Гарри запустил пятерню в растрепанную шевелюру, - что бы ты сказала, если б узнала, что я… немного… гей?

Гермиона недоверчиво сощурилась. Кажется, у нее начался нервный тик.

– Я… - снова попытался Гарри и тут же замолчал, не представляя, что собирается сказать.

– Погоди, - она выставила руку вперед, словно защищаясь, - я пытаюсь это переварить.

– Нет, ну я же не сказал, что я гей, я сказал – если…

– Гарри, - она потерла переносицу, - с чего ты взял?

Он заметил, что она старательно избегает смотреть ему в глаза.

– Что-то не так?

– Что-то не так?! – переспросила Гермиона с каким-то изумлением. – Да все не так! Слушай, я не то чтобы против, но знаешь, в теории… - она нахмурилась. Кажется, впервые в жизни ей не удавалось грамотно сформулировать мысль. – В смысле я, конечно, не буду… Нет, слушай, - Гарри вздохнул, - в теории это, конечно, все очень клево, я типа тоже за свободную любовь, но, Гарри, - ее голос стал жалобным и растерянным, она вдруг заглянула ему в лицо, - ты… Почему?.. – тихо спросила девушка.

И он рассказал. На него внезапно навалилась жуткая усталость и апатия, хотелось просто говорить, говорить, сливать все произошедшее на другого человека, чтобы оно хоть как-то устаканилось в голове. Он рассказывал короткими отрывистыми фразами с огромными паузами между ними; ему почему-то казалось, что ничего этого не было, что все это было не с ним, что, возможно, ему это приснилось.

Когда он закончил, Гермиона потерла пальцами виски и уставилась на пол.

– Ну?.. – немного нервно спросил Гарри.

– Я не знаю, - в ее тоне слышалась тоскливая обреченность. – Малфой? Гарри, ты случайно не сбрендил?

И столько наивной надежды в одном вопросе! На душе стало совсем мерзко и зло: вот она, Гермиона, человек, который вечно все хочет разложить по полочкам, найти всему логичное разумное объяснение, человек, чей мир он только что перевернул с ног на голову, и теперь она отчаянно барахталась, пытаясь вернуться в исходное положение. Он подавил желание дать кому-нибудь по морде: возможно, ей, еще лучше – самому себе. А совсем хорошо – Малфою.

Кто-то умный сказал: хочешь успокоиться – досчитай до десяти; не помогло до десяти – до ста, до тысячи, до миллиона… Молчание затягивалось. Гермиона встала, закусила губу. На лице отражалась внутренняя борьба.

– Гарри, коли уж ты… гей, ничего, если я переоденусь?

– Железная логика. Мне отвернуться? – он склонил голову на бок и с любопытством посмотрел на девушку.

Она задумалась.

– Ну… тебе же, наверное, все равно?

И не дожидаясь ответа, стянула с себя брюки, носки, рубашку, оставаясь в одном белье. Гарри подпер подбородок рукой, старался не моргать, а заодно – и не дышать.

Она ласково улыбнулась.

– Ну как? – на языке, правда, вертелось: «Не такой ты и гей, на поверку», но этот комментарий Гермиона предпочла оставить при себе.

Гарри развел руками и сел удобнее. Покачал головой. Слегка улыбнулся в ответ.

– Никак. Как видишь.

Она вздохнула, немного разочарованно, как ему показалось. Села рядом. Сексуальное видение из области ночных фантазий всех школьных ботаников вдруг куда-то исчезло, а на его месте осталась измученная жизнью староста Гриффиндора Гермиона Гренжер.

Гарри почувствовал, как что-то внутри него треснуло, разорвалось, лопнуло, на душе стало легко и спокойно. Не было больше льда и непонимания, возникших между ними в последние полчаса – а может, гораздо раньше.

У нас слишком красивая дружба, чтобы портить ее такой мерзостью, - подумал Гарри.

Гермиона вздрогнула и поежилась.

– Тебе холодно?

– Нет, ничего.

Он покачал головой и без слов обнял ее за плечи. Она улыбнулась, как-то растерянно.

– Герм, - Гарри зацепился за первую попавшуюся мысль, - а ты… - он нахмурился, - у тебя… с Роном ничего нет?

Гермиона помотала головой и хмыкнула.

– А что, можно было? – неожиданно задорно спросила она. И в ответ на его недоуменный взгляд, пояснила: - Это из анекдота, про мальчика-дауна.

– Я просто к тому, что ты так… так передо мной… - Гарри задумался, - Все, ладно, забей, - он рассеянно улыбнулся и нежно потрепал ее по бритой макушке. – Герм, - протянул он, - а ты, случайно, не лесбиянка?

Она отшатнулась и побледнела, и, кажется, даже перестала дышать. Быстро, испуганно захлопали пушистые ресницы.

– Я… никогда об этом не думала.



Первый сексуальный опыт в жизни Драко Малфоя имел место быть в пятнадцать лет. По случаю, он же являлся последним, а, следовательно, – единственным. Зато впечатлений от этого события с лихвой хватило на два года.

Кажется, в тот день они что-то отмечали – то ли чей-то день рождения, то ли еще какую ерунду; запомнилось только, что сливочное пиво да огневиски текли рекой, и на душе было так легко и радостно, что хотелось творить всяческие безумства… Он без сопротивления позволил Панси утащить себя наверх.

Следующее утро было кошмарным. Все тело ломило так, будто по нему проехался Хогвартс-экспресс, во рту было противно и сухо, в висках стучало, комната плыла перед глазами. А рядом безмятежно спала голая Панси. Малфой посмотрел на нее с ужасом – услужливая память подкидывала все новые подробности того, чем они занимались ночью, и вкупе со страшным похмельем это вызвало лишь очередную волну тошноты. Он осторожно вытащил изо рта пару курчавых черных волос и едва удержался от того, чтобы брезгливо сплюнуть на подушку рядом со спящей девушкой. Воспитание не позволяло.

Со второй попытки ему удалось встать с постели и даже дойти до душа. Под горячими упругими струями тело расслаблялось, боль уходила, в мозгах начало проясняться. Драко с жадностью ловил ртом капли воды, бездумно тер лицо, глаза, плечи, чувствуя только, как исчезает налипшая на него за ночь грязь. Мысли о Панси вызывали раздражение и отвращение к самому себе. Она была вся такая податливая, как желе, мягкий живот, мягкая грудь, руки, бедра… Словно огромная перина, из которой невозможно выбраться, словно пышная сдобная булка. Он со стыдом вспомнил, как долго не мог ей вставить, не понимая куда. И потом, кажется, ничего не получилось, она лежала, нелепо раздвинув ноги, а он терся об нее, и они целовались… Он машинально дотронулся до укушенной ею по неосторожности губы. Больно.

Драко прижался лбом к влажной кафельной стене. Что, мать вашу, происходит в этом мире?



Ответ приходил мучительно долго.

Началось с того, что его тошнило при виде Панси. При одном упоминании о Панси. Если задуматься, то его тошнило от всех девушек хором. Парни увлеченно обсуждали «телок» – какая у кого задница, какая грудь, - смеялись, смаковали подробности; фактически эти разговоры занимали все свободное от учебы время. Малфоя же от этого едва не выворачивало – в памяти мгновенно всплывали картинки: глупо раскинутые колени, два некрасивых жировых бугра (как, однако, странно выглядела женская грудь в этом ракурсе), склоненная набок голова, разметавшиеся по подушке волосы. Плюс стучащая в висках кровь, ноющая боль в желудке. Это было отвратительно. Ужасно.

Еще хуже было то, что Панси не унималась. С завидным упорством она караулила его в коридорах, старалась сесть напротив за обедом и как можно ближе – на уроках. Носила обтягивающие вещи, которые, по ее мнению, наилучшим образом демонстрировали Малфою достоинства ее фигуры. С точки зрения последнего, их там не было в принципе.

Начались долгие нудные разговоры. Она идиотски хихикала и всегда, словно случайно, садилась так, что Драко неминуемо упирался взглядом в то, что открывалось за ее слишком глубоким декольте. Она заводила с ним беседы о моде, о тряпках, о вечеринках, пересказывала последние великосветские сплетни и при этом несла такую чушь, что Малфой не знал, куда деться. Впервые за пять лет, что он знал Панси, он заметил, какая это непроходимая и безнадежная дура.

Однако впитанные чуть ли не с молоком матери, чуть ли не с самим воздухом Малфой-мэнор хорошие манеры не позволяли прямо послать девушку лесом, особенно после того как, по мнению Панси, лишил ее девственности. Никакой девственности он ее, конечно, не лишал, ибо наутро простыня была чиста, как снег на альпийских вершинах, но Паркинсон проще заавадить, чем переспорить – это он знал наверняка.

Драко краснел, бледнел, закусывал губу в бессильной ярости, а Панси принимала все это за признаки большой и чистой любви к ней и досаждала все сильнее. Наконец, Малфой не выдержал. Мягко взяв девушку под локоток, он отвел ее в сторонку и тихо, спокойно объяснил, что не готов к серьезным отношениям, что морально не созрел, что недостоин ее и вообще, не лучше ли им пока остаться друзьями? И глупая Панси растаяла – ах, какой он честный, благородный, рыцарь на белом коне, конечно, он ее недостоин, а как же? – ведь она… она… как там было? ангел неземной, свет в окне, маяк для заблудшей души! Да, да, конечно, ей надо поклоняться, приносить жертвы на алтарь богини, но осквернять нечистыми прикосновениями, грубостью телесных отношений – Мерлин упаси! Да как он, Драко, низменный червь!.. Короче, Панси с детской наивностью повелась на всю эту лажу и оставила его в покое, лишь изредка кидая восторженные взгляды в его сторону да тихонечко вздыхая – конечно, скоро он морально дозреет, и тогда они обязательно поженятся, и будут жить долго и счастливо, и умрут в один день.

Малфой впервые за последние дни вздохнул с облегчением.



– Будешь? – Малфой протянул Блэзу подозрительного вида спичечный коробок.

Блэз недоверчиво заглянул внутрь коробка, изогнул рыжеватую бровь и снова посмотрел на Малфоя.

– Курить, мой друг, не метросексуально, - менторским тоном начал он.

– А это, мой друг, - в тон ему ответил Драко, - и не курить. Это называется «дунуть», - и задорно улыбнувшись, добавил, - считай, что приобщаешься к тайным порокам золотой молодежи.

– Слышь, Малфой, - серьезно сказал Блэз, запуская пятерню в идеально уложенный беспорядок из рыжих, красных и золотых прядей, - совсем все хреново, нэ?

– Нет, ну почему же? – возразил блондин. – Я молодой, красивый, умный, кстати говоря. Богатый. Девочки от меня без ума. Все в ажуре, друг мой, все просто зашибись.

– Тогда зачем?..

– Зачем? – в тоне Малфоя появилась какая-то истеричность. – А меня все заебало, вот это все, понимаешь? И вот то, что ты мне сейчас стоишь тут, лекции читаешь, меня тоже заебало. Друг мой, - Драко резко выдохнул, пытаясь унять дрожь в руках, – Так ты будешь или я укурюсь один?

– Давай, - Блэз выдернул коробок у него из пальцев.



Они сидели на полу мужской спальни, прислонившись спинами к кровати, передавая друг другу косяк. Сухой сладковатый дым пластами поднимался к потолку. Блэз тихонько хихикал, зажимая рот рукой, и все никак не мог сфокусировать взгляд на противоположной стене. Стена плыла, превращалась в радужные круги, квадраты, в лица людей, в каких-то невиданных животных, и это было ужасно смешно. Малфой откинулся головой на кровать, ему казалось, что где-то под потолком танцует врубленная на полную громкость Аврил Лавин, а гитарные струны на самом деле – длинные светящиеся лианы, обвивающие тело. Он хотел объяснить это Забини, но тот замычал, замотал головой, что страшно развеселило Малфоя, он заржал, и Блэз заржал тоже, и, кажется, в волосах у Блэза было пламя – рыжие, красные, золотые всполохи; в ушах застучало, низ живота свело судорогой, жутко захотелось запустить пальцы в шевелюру Забини, прижать его к себе, слизнуть с губ сладковатый запах марихуаны… Они вдруг начали целоваться; сцепившись, как животные, катались по полу, он пытался стянуть с Блэза рубашку, а тот сопел, уткнувшись Малфою в шею.

Рай на земле закончился так же быстро и стремительно, как начался.

– Малфой, Забини, потрудитесь объяснить, что здесь происходит.



От Снейпа влетело по первое число. Оказалось, что громкая музыка в час ночи очень раздражала всех слизеринцев, особенно Крэбба и Гойла, которые ко всему прочему хотели попасть в свою комнату. Отчаявшись открыть дверь самостоятельно, они обратились к декану.

Снейп Аврил Лавин не любил, но спартански терпел, предпочитая не вмешиваться – мало ли чего там дети отмечают. Однако когда красные от волнения слизеринские тролли ввалились к нему в кабинет и, задыхаясь, начали наперебой рассказывать, что дверь в комнату закрыта каким-то мощным заклинанием, а из-под нее в щель тянется дым, не выдержал даже Снейп. Перепрыгивая через две ступеньки, он взлетел на пятый этаж к мужской спальне…

Много позже, уже в своем кабинете, скрипя зубами и отпаивая учеников на всякий случай антипохмельным зельем, профессор Зельеварения, законченный натурал в десятом поколении, не скрывая отвращения, объяснял мальчикам свою точку зрения на марихуану и гомосексуальные отношения прямо на полу. Блэз краснел, бледнел и умолял никому не рассказывать, Малфой, хотя и был белее обычного, держался спокойно, дышал ровно и думал только об одном – какого черта его вообще так потянуло к Забини?

Это все трава, успокаивал он себя. А так у меня все хорошо.



Продолжение следует...

---

Вчера напомнила организму его принадлежность к женскому полу. Надела платье, туфли на каблуках, за полтора часа хождения по городу почувствовала себя прямо-таки блядью. А всех окружающих мужиков - кобелями. Не фиг на меня пялиться.

---

Залезла на сайт Европы+. Да, сотрудник по фамилии Погосян у них действительно имеется, только это… женщина. Яна Погосян.

Хотела послать смс-ку Наташе и спросить – Погосян, мол, это баба что ли? Растерянно посмотрела на собственное отражение и сказала сама себе – но ведь Наташа с ним разговаривала, и когда она с ним разговаривала, это был мужик.

Рассмеялась.

Кто-то тут явно сходит с ума.



ЗЫ. Самое ужасное, что мне завтра с этим человеком выходить на связь, а я даже не знаю, какого оно пола.



ЗЗЫ. Безумно хочу сделать фемслэшерский сайт.

---

Пишу свою гарридраку и чувствую, что пишу фигню. Потом особо ценным кадрам вышлю почитать, здесь выкладывать стыдно...

Ребят, мне правда интересны ваши мнения, поэтому некоторых ПЧ-ей прошу морально приготовиться.

---

Вчера. Сегодня. Завтра

Вчера.

Трезвый Гордеев оказался удивительно галантным человеком. Особенно меня тронуло то, с какой предупредительностью он подносил зажигалку к моей сигарете. Ну и, конечно, то, что он сразу сказал, что ужин за его счет.

Не могу сказать, что мы получили много информации, но вечер был приятным.



Сегодня.

Смагин оказался мужиком куда более разговорчивым, чем Гордеев. После чего я поняла, что люблю Гордеева – не только из-за ужина. Смагина невозможно заткнуть, он просто говорит, говорит, как по писаному. Сбился он всего один раз, когда речь зашла о ФКК и Лесине лично, на что я невинно заметила, что Лесину нужно было отстегивать лично. Тут Смагин заулыбался, впервые за нашу беседу, сказал: «Какие вы!» Видно, такой гадости от трех глупый, совершенно бесперспективных, на его взгляд, девиц он не ожидал.

Тем более Гордеев ходит со своими сигаретами, а этот у меня стрелял.

Но мужик грамотный, рассказал все, что нужно.



Завтра.

А завтра Лысенко опять кого-нибудь приведет. В прошлый раз был Волин, и только мы его стали разводить на тему цен на нефть и цветных революций, как вылезла какая-то дурочка со второго курса и начала его спрашивать, а как он, мол, стал журналистом. Те, кто еще не уснул, выпали в осадок. Хором.

---

Проглядывая cookies на компе в уч.части, узнала много нового о т.н. "коллегах", как нас любит именовать Радик.

Мораль: я права, когда тщательно заметаю за собой следы.

---

Сотрудник одного совершенного вегетарианского детского журнала, ведущий совершенно вегетарианскую рубрику «Образование», отчаянно рожал. Когда рожать не получалось, сотрудник матерился, мечтал побриться наголо и сделать татуировку на затылке, проколоть нос, пупок, оба соска и еще чего-нибудь душевное, типа груди ответственного секретаря (желательно топором), и вообще думал, чем бы еще таким напугать непуганых детей. Также сотрудник глотал литры кофе и, пока никто не видел, разглядывал яойную мангу. Для справки – Ikoku. Опять же для справки – это вам не Fake, это натуральное порно…

Отматерившись и дочитав мангу, сотрудник пошел на кухню за новой порцией кофе. Внутренний голос жалобно сказал: «Сэм, может, ты про информатику напишешь?». Сотрудник заявил, что, может, и напишет, вернулся к компьютеру и обнаружил, что все уже написал.

И когда я только успела?



Сегодня съездила в магазин, перемерила кучу шмотья, купила жакет и платье (!!!).

---

Как вам новый дизайн?

---

Удивительно приятная штука получилась.

---

Дайте мне сигарету! Сигарету хочу! Хочу курить!

Тогда я поимею возможность задохнуться и не читать новый кроссовер от Jade. Ибо не фиг ТАК скрещивать героев. Этого не терпит даже моя психика.

Также я поимею возможность не писать план для Сереги. Ага, села я его писать, вся из себя такая полная гениальных мыслей, и тут же поняла, что совершенно не представляю, как все это разворачивать. То есть устно на пальцах я могу объяснить, что такое в моем представлении «шведская модель полового воспитания в школе», а письменно… рука не поднимается.

---

Я чувствую себя лампочкой.

Слово, которым характеризуется все, что со мной происходит, - это "перегорело".

Я не говорю, что не дергает - дергает, но уже не так. Не то.

Ухожу с головой в работу.

Месячные.

Два что ли месяца назад - тоже месячные, только не так. Суббота, диван, месячные, так что не надо. Сейчас этого нет.

Думаю, что не только у меня.

---

Я до сих пор жива, что не может не радовать. Последние четыре дня были, пожалуй, самыми напряженными в моей жизни, но, честно говоря, мне нравится. Я чувствую, что я что-то делаю, а не просто плыву.